Оккупированный Харьков: немцы заживо сжигали людей, а харьковчане ели человечину

В преддверии празднования 70-летия освобождения Харькова от немецких захватчиков, в городе отдают честь погибшим и славят тех героев, которые уже с трудом, но все же ходят по земле. Ветераны с радостью принимают почести, правда, в сотый раз о страшных событиях 1941-1943 годов рассказывают с меньшим запалом, чем о фронтовых песнях и трогательной любви на полях битв. Это неудивительно, ведь большинство историй до сих пор заставляют содрогаться от ужаса даже тех, кому сложно представить, что такое война.

23 августа в Харькове возложат тонны цветов к памятникам погибшим солдатам, но на самом деле, склонять голову мы должны не только возле общеизвестных традиционных мест. В нашем городе существуют не менее трагичные и страшные улочки и дома, которые заслуживают особого внимания.

О местах, залитых кровью, которые не принято вспоминать во время пафосных празднований Дня Победы и освобождения Харькова, Vgorode.ua рассказал преподаватель академии дизайна и искусств и, как его называют, гид-неформал Макс Розенфельд.

Раненых солдат сожгли в госпитале заживо

 - В начале марта 1943 года завязались кровавые уличные бои в городе, вот как раз с этим и связаны разные страшные места, - рассказывает Макс Розенфельд. -  Многие красноармейцы выбирались из Харькова как могли: срывая погоны, пряча шинели, пробираясь лазейками и потаенными тропами. В это время немцы очень грамотно стягивали кольцо захвата. Логическим местом, куда сходились армейские части, всегда была площадь Дзержинского (ныне – площадь Свободы). Именно в этой окрестности завязалось несколько кровопролитных боев. Там же произошла одна драматическая история.

^{На площади Дзержинского часто завязывались бои немцев с красноармейцами.}

На территории современной Харьковской областной клинической больницы с февраля по март 1943 года был развернут советский госпиталь. Немцы начали наступление, но эвакуировать раненых  не смогли чисто физически. Тем временем, враг окружил госпиталь и поджег его со всех сторон. В августе, когда город был освобожден от захватчиков, в сгоревшем здании обнаружили сотни изуродованных огнем трупов советских солдат и офицеров, которые не имели возможности выбраться из больницы самостоятельно, поскольку были ранены.

 - Если идти по улице Ярослава Галана со стороны проспекта Правды, буквально сразу увидите небольшой гранитный обелиск, на котором написано "Березень 1943 року", - говорит Макс. – Но на нем нет никаких пояснений.

Об этом страшном событии в августе 1943 года сняли небольшой документальный фильм, его материалы использовались на первом в мире судебном процессе над военными преступниками, который проходил на территории нынешней филармонии на Рымарской.

Психов расстреливали, а евреев выбрасывали на холод

Один из самых жутких моментов оккупации Харькова – жестокое, граничащее со зверским уничтожение  людей.

 -  Когда немцы занимали города, расово "не то" население должно было быть уничтожено, - рассказывает гид-неформал. -  Речь шла о евреях, цыганах и о других "второсортных" группах населения, не принадлежащих к арийской нации. Фактически все люди, которые попадали в руки эсесовских частей, уничтожались. Например, были расстреляны пациенты харьковской психиатрической лечебницы.  С больными нужно возиться, но проще – пустить сумасшедших в расход. Место расстрела находится недалеко от салтовского кладбища, на улице Академика Павлова. Там установлен монумент погибшим.

Часто немцы жалели патронов и заставляли людей умирать от голода. Так, у пациентов психиатрической лечебницы сначала отобрали продовольствие, закупленное государством, а тех, кто выжил – расстреляли. Кроме этого, чтобы не тратить пули, фашисты травили харьковчан газом в машинах-"душегубках". Люди умирали за пару кругов, проведенных в таком "такси".

В отличие от Киева, из Харькова многих людей успели эвакуировать на восток. Тем не менее, немецкие захватчики развесили в городе объявление, где всем евреям в обязательном порядке приказали явиться с вещами и документами на улицу Мещанскую (нынешняя улица  Гражданская) к помещению синагоги.  Людям пообещали, что их направят в соответствующий накопительный концлагерь, где будет решаться их  дальнейшая судьба. А те, кто решит спрятаться от немцев или будет укрывать представителей неугодной арийцам нации, будут расстреляны на месте.

 - Многие не хотели идти, но их прикладами и ногами сгоняли в общую кучу к помещению старой мещанской синагоги, - рассказывает Розенфельд. - Большую часть собравшихся в лютый мороз (декабрь 1941 года) препровождают к баракам на станкостроительном заводе в районе ХТЗ. В скором времени всех, кто дошел до этих построек, расстреляли в Дрогобицком Яру.  Но из общей массы собравшихся на Гражданской,  400 человек идти не смогли. В основном это были старики, дети и инвалиды, для которых передвижение по проспекту Московскому было невозможным. Их заперли в синагоге,  за два дня люди умерли от холода.  Здание же было разрушено,  чтобы скрыть следы преступления. Сейчас это проходная завода "Электротерм", там есть мемориальная плита, на которой написано об уничтожении харьковского еврейского гетто.

^{Памятная табличка на улице Гражданской. Фото: streets-kharkiv.info.}

Воспоминания о страшной массовой смерти евреев в старой синагоге описывает Олесь Крапивный в автобиографической повести "Эдельвейсы".

"Первое, что я увидел, протолкнувшись в узкую дверь, была молодая, совсем раздетая мертвая женщина. Она лежала на ступеньках лестницы. Лежала, неудобно раскинув ноги, и голова как-то набок. Тихонько ойкнув, мы быстренько прошли в боковую дверь. В полутемном зале прямо на полу, как попало, были свалены люди. Раздетые и полураздетые, застывшие группками по углам и просто сваленные в кучи. Видно, часть их замерзла здесь, просто заснули и не проснулись, но большую часть, наверное, снесли с улицы. Розоватые тела, сморщенные пятки и слипшиеся волосы вызывали представление о смерти, и казалось, что мертвецы пахнут. Но пахнуть они не могли, потому что стоял сильный мороз. Дети, мужчины, женщины — все они были похожи один на другого. С искаженными или спокойными лицами, в объятиях или прижавшись друг к другу, они были не очень страшными, если не вглядываться.. Одежда на них обледенела или покрылась инеем, как у елочных игрушек. Но стоило вглядеться в оскалы зубов, в спокойные рыбьи глаза, косы, брови, разорванное белье на женщинах... - и холодом обдавало сердце <…> В следующее мгновение прямо из трупов начали выскакивать кошки. У них, как у чертей, горели глаза. Кошки выскакивали в окно, а штук пять промчались мимо нас к двери. Этого мы уже не могли выдержать и вмиг очутились на лестнице. Я даже не помню, как я перескочил через ту первую женщину, и теперь она снизу смотрела на нас застывшими глазами.
 - Ты знаешь, что они там делали? — спросил Володька.
А что ж тут понимать, они их ели. Наверно, прогрызли дырку в животе и там сидели. Все, что мы видели, было так необычно, что мы вдруг перестали испытывать страх. Наверное, мы еще не понимали, какая трагедия раскрывалась перед нами и кто виноват в этом.

Постепенно наши глаза свыклись с полумраком, и мы увидели фигуру, покрытую белым покрывалом. Мы сдернули саван и под ним обнаружили замерзшего старика. Он стоял на коленях и как будто застыл в поклоне. На лбу у него была привязана черная коробочка. Мы знали, что в коробочке листки с молитвами, и называлась она торой. Их кругом много валялось.
 - Это, наверно, еврейский поп, — сказал Вовка.— Молился, молился и замерз, бедняга".

Убивали харьковчан, уничтожая культуру

Еще одна история, связанная с акциями устрашения – уничтожение харьковской картинной галереи; находилась она на улице Петровского, где сейчас расположен автодорожный институт.

 - Дело в том,  что до войны наша галерея имени Шевченко (сейчас – имени Васильковского) была одной из самых крупных в Советском Союзе, - говорит Розенфельд. -  Сегодня искусствоведы музея говорят, что только около 20-30% нынешней коллекции составляет от довоенной. Куда делись остальные 70? Это очень мутная история.

Историки предполагают, что некоторую часть картин эвакуировали люди, что-то растаскивалось харьковскими мародерами в момент захвата города. Поговаривают, что самые ценные  экспонаты отбирало для себя фашистское руководство (в том числе, Гитлер) и переправляло в Германию.

^{Харьковчане были вынуждены заниматься мародерством , чтобы выжить. Фото: argumentua.com.}

 - Спасали заводы, - говорит Макс. – Я допускаю, что не до картин было в этот момент. В марте 1943 года по городу был развешен приказ, где сообщалось, что будет  публично сожжена картинная галерея на улице Бассейной. Харьковчан согнали, чтобы они посмотрели на это все. По периметру здание оцепили автоматчики. 

Война в Харькове была варварской                  

Считалось, что в то время как в Европе идет цивилизованная война, у нас воюют по-варварски.

 - Очень сложно говорить о степени жестокости с одной или с другой стороны, - подводит итог Макс Розенфельд. -  Например, когда шли наступательные бои Красной Армии, за несколько недель до сожжения госпиталя аналогичное действие произошло в районе аэропорта Рогань (там базировался военный аэропорт). Немцы нашли обезображенные трупы своих товарищей, которые попали в плен к красноармейцам. Это было "око за око".

Профессор, заслуженный деятель науки и техники Украины Валентин Зайончковский вспоминает: "В начале марта 1943 года ожесточенные бои шли за Логачевку (район ХТЗ). Этот населенный пункт несколько раз переходил из рук в руки, по нему "работала" немецкая и советская артиллерия. В очередной раз на окраине появились красноармейцы и увидели одноногого старика, который, прыгая на культе, ковырялся палкой в пепелище своего сгоревшего дома. Бойцы подбежали к нему: "Отец, где немцы?" А он роется в пожарище и, не поднимая головы, говорит: "А мне все равно, что наши, что немцы. Надоели вы мне все". "Ах ты, гад!" — заорал лейтенант и застрелил его из пистолета. Это произошло рядом с домом наших близких родственников, который чудом уцелел при обстрелах.

Подобные случаи отношения к мирному населению не были единичными, но все же они были исключением. Каждая семья отдала на фронт отца, мужа, сына. Красноармейцы были "нашими", братьями"

По словам гида Розенфельда, даже массовое сожжение деревень и домов харьковчан можно приравнивать к неявному их убийству, поскольку люди оставались на улице в мороз и практически не могли выжить.

В это же время оккупация Харькова психологически убивает его горожан. Действия некоторых людей абсолютно не подчиняются общечеловеческим правилам, хотя, никто не может осуждать тех, чье моральное здоровье подкошено страхом, голодом и желанием выжить и спасти своих детей.

Олесь Крапивный описывает страшную историю, которая буквально заставляет шевелиться волосы на голове: "Началась весна. Река вскрылась, и льдины, толкая друг друга, спешили уплыть куда-то. Как-то утром на улице начали стрелять. Я выскочил и увидел женщину, которая, задыхаясь, бежала верх. На лбу у нее виднелась большая бородавка, а ноги были толстые, как кувалды. За ней гнались не то полицаи, не то немцы, я не рассмотрел. Они стреляли в воздух и что-то кричали. Я подумал, что женщине не уйти - солдаты бежали быстрее, и пошел домой. Через пару дней на базаре я увидел эту тетку на виселице. На груди у нее болталась табличка — "Я торговала человеческим мясом". Оказывается, она вылавливала убитых людей, которых несло половодьем по реке, и что-то там у них вырезала. Кажется, печень или просто мясо, и делала начинку для пирожков, которые продавала на базаре. Ее увидели, когда она потрошила труп, поймали и повесели. Люди ходили вокруг виселицы и плевались: "Так ей и надо".

^{Благовещенский базар - место, где проходили показательные расстрелы и повешения. Фото: argumentua.com.}

Харьков – город колоссальных жертв и советских провалов, считает Макс Розенфельд. Из всех оккупированных крупных центров Украины он единственный, кому не присвоено звание города-героя.

- Харьков был морально разрушен и убит, во многом он считался позором для Красной Армии. Но это не так! Нужно вспоминать не только победные моменты, хотя бы из уважения к тем людям, которые отдали жизнь за наше будущее.